У меня девять жизней - Страница 33

Он искусно показал, как обезьяна боится: присел, опустил руки, напряг шею.

— Понимаешь, Адвеста? Приходят они все чаще, дым их привлекает…

— Они знают огонь, — сказал Колька.

Джаванар кивнул: в том-то и дело. Ласково похлопал Николая по спине и проговорил:

— Ступай отдохни, друг Адвеста.

Он тоже спешил — Охотники шли за Рагангу в разведку.

Николай побрел к станку, мрачно уселся и стал ждать, когда к нему пойдут с вопросами о работе. Никто не подходил. Нанои разыскала его и отвела домой. В самое время — он уже чувствовал себя так, будто снова стоит над ямой, над отпечатком баросферы в красной глине.

Через три дня Колька вместе с другими посланцами прилетел за Нараной в поселение Водяной крысы. Ахука правильно рассказывал — пещера Великой была выбита в теле известнякового холма, под трехсот-метровым откосом. У входа уже собрались тысячной толпой Певцы и Художники. Управляющих Равновесием была сотня-другая. Ученые относились к ритуалам пренебрежительно, и терпели их лишь потому, что любые традиции экономят время. Певцы и Художники, напротив, страстно любили ритуальные действа и всегда распоряжались на древних праздниках Вечерней звезды, Дождей, Полнолуния, Зимнего урожая. И Передачи Безногого, само собой.

— А на похороны почему не собираются? — любопытствовал Колька.

Он знал, что умерших сжигают без всякой помпы.

— Что за толк лицедействовать перед трупом? — сказал Ахука.

— А сожжение? Остатки культа Солнца?

Наблюдающий небо оживился:

— Э-а, возможно, и так! Но это было очень давно. Сейчас другое — звери Равновесия не должны знать вкуса человеческого мяса.

Они стояли перед входом в подземелье Великой и ждали конца ритуала. Редчайшее удовольствие досталось Певцам — исполнение древних песен при передаче «безногого теленка». Певцы старались вовсю. Они разбились на два огромных хора, изображая Хранителей материнской Нараны и будущих Хранителей новой. «Что несут в ладонях, прикрывая выдубленной кожей?» — спрашивали первые. «Грибницу свежую, сегодня выкопанную», — заливался второй хор. «Крепко ли, плотно сплетена корзина для Безногого?» — «Мы выбирали самые тонкие, крепкие стебли, вымачивали в долбленых бочонках, и женщины перемешивали дубило мешалками, из сердцевины пальмы вырезанными…»

Двенадцать Хранителей Памяти и двенадцать посланцев из поселения Кузнецов терпеливо ждали, стоя перед устьем тоннеля. Количество Хранителей с обеих сторон также определялось традицией — дюжина жрецов состояла при первой Наране. Правда, Певцам приходилось мириться с новшествами: взамен «плотно сплетенных корзин» ходоки принесли с собой мешки из древесной кожи и, конечно, не подумали украсить головы коровьими хвостами. Еще одна неприятность! Хранители должны вступить в подземелье с факелами, зажечь которые надлежит Певцам. И вот, под насмешливыми взорами Художников, изображающих тут же, на откосе, все происходящее, Певцы стали высекать огонь. Неумело ударяли кремнями о железо — проклятый огонь не занимался… Тогда Ахука протянул Кольке раскрытую ладонь:

— Дай мне огненные палочки, Адвеста…

Колька, ухмыляясь, смотрел, как Наблюдающий небо зажег шесть факелов от одной спички — по поляне прокатился хохот, восторженные крики, и церемониал сам собою кончился.

Николай второй раз в жизни спускался к Наране. Двадцать три человека, шедшие рядом с ним, давно потеряли счет часам, проведенным у Ушей Памяти. Он принадлежал к иному миру, белый пришелец, чужак… А здесь его допустили к важнейшему событию, да еще с почетной привилегией — при рождении Безногого могли присутствовать лишь двадцать четыре Хранителя.

Чудно выглядело пустое подземелье Великой. Свет казался пригашенным, шаровые звенья Нараны были безмолвны и не ели — кисель в желобе затянут радужной пленкой. Тишина. Шаги отдаются под низким сводом. «Надо придерживать!» — громко сказал кто-то из Хранителей. Колька вздрогнул. Оглянулся на Хранителей — все заняты делом. Он сел, набрал воздуха в грудь и пропел обращение к Наране. Ухо чуть заметно шевельнулось, отвечая, и свет стал ярче.

— Пришел спросить… — неуверенно выпевал Колька, — спросить… что Нарана предвидит… о будущем Равновесия.

Он услышал, как зашелестел кисель в желобе, и подумал, что мышление заменяет Наране мышечное действие — начала мыслить и тут же начала есть.

— Ты будешь видеть, — пропело Ухо. — Закрой глаза. Освободи мышцы. Пальцы разогни.

Он увидел. Внутри его глаз побежали маленькие цветные фигурки, куколки. Он попробовал разглядеть их — они замедлили движение и приблизились. Малоголовые!

— Ты видишь, — пропело извне.

Малоголовые работали. Вскрикивали, когда острые брызги кремня вонзались в кожу. Отбрасывали каменный желвак и находили его, будто он новый, не тот, что ранит. Дымил крошечный костерик. Вчерашняя женщина сидела у огня и прижимала к груди крошечного безволосого детеныша…

— Как ты делаешь это? — спросил Колька.

Изображение свернулось в радужный комок и ушло в сторону.

— Освободи мышцы. Опусти голову. Смотри. Это прошлое.

— Спрашивал я о будущем, Великая….

— Кто же думает о будущем, не познав прошлого? — насмешливо спросил голос извне. — Смотри!

Цветной комок всплыл под веки. Развернулся. Теперь Колька был невидимым участником действия, соглядатаем. Он проходил по закоулкам пещер и по охотничьим тропинкам. Он видел, как малоголовые охотятся, убивают, выкапывают коренья, умирают, делают орудия, родят детенышей, убивают, выскабливают шкуры, выкусывают насекомых друг у друга, сражаются, умирают. Они жили так недолго и умирали так часто, что Колька устал смотреть на это. И они совсем не изменяли ничего. У них остановившееся время, как у акул, думал Колька. У акул, которые не изменились за триста миллионов лет, лишь стали помельче. Он положил рядом два каменных рубила, разделенных неимоверно длительным временем, и понял, что они одинаковы.