У меня девять жизней - Страница 32


К оглавлению

32

Старые Кузнецы пока обходились без Нараны. Это казалось Николаю утешительным — враги далеко, а друзья рядом. Но Великие незримо присутствовали везде. У низкорослых молодых гоний устанавливались очереди

— круглые сутки Врачи, Воспитатели, Управляющие Равновесием, Наблюдающие небо говорили с Наранами. Колька поджимался, проходя мимо «поющих деревьев»: здесь друзья общались с врагами. Его жизнь была бы вполне сносной, если бы не постоянное ощущение угрозы, как чужое дыхание за спиной… Нараны! Он чувствовал их ненависть на расстоянии, хотя не признался бы никому, что боится. А кто не боялся бы такого врага? Не зря старший Охотник специально приставлен к Колькиной особе — охранять.

…Ровно через сорок дней после переезда он своей рукой набросил на шкив приводной ремень. Завертелся шпиндель, жирно смазанный растительным маслом. Медленно застучал резерв по кованой неровной поверхности заготовки

— на первом станке точили шпиндель следующего станка. И в час торжества Кольку позвали на Совет тревоги: его друзья Врачи потребовали от Управляющих Равновесием привезти почку Великой в поселок.

9

День был хорош. Дул сильный прохладный ветер. От берега далеко разносился визг металла под резцом. По всему поселению возились Художники

— украшали дороги к вечеру, к торжеству… Колька смотрел на это угрюмо, и ему было совестно, да что поделаешь? Ведь привезут Нарану, бесполезно спорить. К тому же визг резца, такой знакомый и привычный, вогнал его в тоску. Там станки стояли за стеной лабораторного зала, и от их работы заметно вибрировал пол, и люди досадливо морщились, когда режущий, пронзительный вопль металла отзванивал в больших стеклах лаборатории…

Николай мрачно занял свое место — рядом с телохранителем, как водится. А, вот и Ахука… Совет тревоги собрался в полном составе и ждал слова старшего Врача Лахи.

Лахи был далек от торжественности. Улыбаясь во все коричневое лицо, он сказал, что просит безделицу, сущий пустяк — через два месяца Врачам будет необходима Нарана, дающая несколько дюжин нардиков в сутки.

Посылать ходоков в поселение Водяной крысы решили через три дня — за это время Нарана отпочкует Безногого. Люди уже поднимались с травы, когда Ахука попросил, чтобы за Безногим, среди будущих Хранителей Памяти, послали его и Адвесту.

Странно, ох странно было Николаю! Он пришел в ярость — мало им, что врага тащат в дом, так еще его, Кольку, хотят втянуть в историю! Ах этот штукарь Ахука — никогда не знаешь, какой фортель отмочит, — хоть бы спросил… Но почему-то Николай не встал, не осадил Наблюдающего небо. Он даже знал, почему. Его тянуло еще раз услышать голос Нараны и увидеть цветные фигурки…

Да, Ахука знал, что делает. После Совета он сказал как ни в чем не бывало:

— Ты воистину стал раджаном, Адвеста.

Сказал, как припечатал. К Великой тянуло не пришельца Николая Карпова, а раджана Адвесту. Поняв это, Николай спросил больше для порядка: как его встретят «потерявшие имя»? Ахука засмеялся и ответил, что Джаванар сумеет его охранить от безумцев, если они окажутся в поселении Водяной крысы. Скорее всего, их не будет — тамошняя Великая Память здорова и не ввергает людей в безумие.

— Увидимся через три дня, прохладного полудня! — Ахука, как всегда, торопился, — передай Нанои мой привет!

Колька некоторое время смотрел, как между гранитными глыбами крутится ветер — гоняет пыль. Приласкал Тана, который тоскливо сидел у домов питомника. Опять хозяин улетел, ах ты, бедняга… А я сам улетел неведомо куда, и мне тоже не слишком-то хорошо.

Они сидели рядом и грустили, когда прибежал молодой Охотник и позвал Николая к Джаванару.

Старший Охотник сидел над берегом на верхней точке косогора, перед телескопчиком. Почему-то, увидев его, обезьяна заскулила, заметалась — Джаванар обернулся и прикрикнул: «К жилищу, серый! Наверх и к жилищу!» — Тан вскарабкался на дерево, перепрыгнул, скрылся.

— Хороший зверь, — сказал Охотник. — Что же, отправимся за Безногим, Наблюдающий небо?

— Приходится, — сказал Колька. — Почему ты отослал обезьяну?

— Там малоголовые, — Джаванар захохотал, когда Колька оглянулся на кузницы. — За Рагангой, Адвеста! Левее скалы, похожей на сидящего коршуна.

— Не вижу…

— Э-а, посмотри в трубу!

…Был странный день — заработал первый станок, задул прохладный муссон, предвестник дождей, и решили ехать за Нараной, и впервые человек двадцатого века увидел воочию своих предков. Но, установив трубу на резкость и прижимая глаз к мягкой окантовке окуляра, Колька ощущал — было… Так уже было — красный песок, грань скалы, тень. У самой воды стоят обезьянолюди — двое, мужчина и женщина.

…В круглой рамке тени они стояли, как будто одни на всей Земле. Адам и Ева. Они казались одинаковыми. Мужчина был весь покрыт серо-коричневой шерстью, у женщины сплюснутая грудь была голая; но все же одинаковые, как кегли разного размера, они стояли и одинаково мрачно, пристально всматривались в дымы кузниц. Потом самец открыл черно-желтые резцы, зевал или кричал, — и опять показалось, что все это было.

Он встряхнулся. Было, не было! Не раскисать, Карпов! И в этот момент обезьянолюди исчезли. Мелькнули тени, осыпались камешки, и берег опустел.

— Понравились тебе родичи, Адвеста?

— Да уж, хороши… Таковы, значит, малоголовые.

— Трех пород они, — сурово сказал Охотник. — Пожиратели крыс опаснее всех, ибо живут стадами… Ты видел, даже боевая обезьяна их боится.

— Боится? Они же большезубых тигров не боятся!

— Этих нельзя убивать, — сказал Джаванар. — Их приходится оттеснять, оттеснять, понимаешь? Выжимать понемногу. Когда они вторгаются в Равновесие, их теснят облавой, тупыми стрелами бьют, не убивают. Много боевых обезьян гибнет при облавах, понимаешь?

32