У меня девять жизней - Страница 37

Кольку и Нанои отправили устраивать временное лечилище в тылу облавы. Туда ушли женщины, Врач Лахи, двое-трое больных и гонец, которого несли на носилках. Кольку устранили от облавы вежливо, но категорично: раджанов много, а пришелец — один. «Тебе придется восстанавливать кузницы, Адвеста».

Колька подчинился. Сидел над спящим гонцом, вспоминал, как они с Мин сидели над Рафаилом, а перед глазами все стоял косоплечий неандерталец с лицом беспризорника. Что же будет теперь? Отстроят кузницы, предположим… В глубине Равновесия, дальше от Границ? Этому воспротивятся Управляющие Равновесием. Не позволят травить культурный лес и людей. Ахука тоже не отступит, Ахука нипочем не отступит, думал Колька, и ему становилось нехорошо от этой мысли, потому что утром он мог еще прикидывать так и эдак, хоть помечтать — и Ахуку не подведет, и с Нанои не расстанется, но теперь, после разорения… Он поцеловал ее ладонь. Нанои, так и не привыкшая к поцелуям, грустно улыбнулась ему.

Приближался вечер. Пятьдесят пятый по счету закат в его второй жизни. Поднималась Луна, с гор подуло холодом — лучшее время для дороги.

…Конский топот. Огромный Кузнец осадил лошадь, прокричал: «Уходите на восход, они обезумели! Убивают! Убили Наблюдающего небо!»

Умчался к гонии, черное пятно на гулкой дороге.

Колька встал. «О Ахука, Ахука», — повторяла Мин детским голосом.

Он подпоясался. Набил колчан стрелами, тупые выбросил. Нетерпеливо притопывая, ждал Лахи и остальных мужчин. «Я скоро вернусь, маленькая, спокойной полуночи». Она кивнула. Вот и Лахи — пристегивает колчан на ходу… И вместе с другими, по прогретой за день земле, крепко ударяя пятками в пружинистую землю и придерживая лук, Колька побежал под светлую, кровянистую голосу заката и скрылся за поворотом.

12

Баросфера была обжита, как старый дом. Потрескалась и пошла складками обивка кресел, на кожухе «Криолятора» проступили рисунчатые разводы, а внешняя поверхность гондолы сплошь покрылась царапинами, штрихами, вмятинами — автографами Совмещенных Пространств за три года работы. Сменялись иллюминаторы, сам генератор был новый, но уралмашевская сфера вынесла триста перемещений, и Рафаил с Володей гордились ею исподтишка, с нежностью проводили рукой по ее боку. Шершава и непреклонна, как носорог. Вся жизнь сосредоточилась для них в баросфере, это получилось так же естественно, как вода течет по склону вниз, а не вверх. Они уже привыкли к почтительным взглядам окружающих, к белым комнаткам профилактория, тренировкам и к холодным прикосновениям стетоскопов. Где то вовне протекала жизнь планеты, работали заводы, шли поезда, по вечерам освещались подъезды театров, кто-то готовился к байдарочному походу, а кто-то въезжал в ворота санатория, нетерпеливо оглядываясь на кобальтовую стену Черного моря…

Они жили на территории Института, в домике профилактория, — все три года. За это время они сделали триста выходов в СП: выход, возвращение, доктор Левин неподвижно стоит за белой чертой, кабинка институтского «Москвича», тополевая аллея профилактория. Потом два дня тренировок — гимнастика, штанга, турпоходы. Сон перед выходом, зарядка, выход…

Первый год их еще приглашали на семинары по теории СП, но прекратилось и это. Наука безжалостна. В мозгу ученого едва хватает места для единственной страсти, а они теперь делали науку попутно. Для них это становилось все более безразличным. И то, что теория Совмещенных Пространств приобрела принципиально иной облик, и круглосуточная, в четыре смены, суета вокруг гигантской счетной машины, на которой обрабатывали доставленный баросферой материал, и почтительные визитеры: геологи, физики, палео-магнетологи, палеонтологи, антропологи и журналисты. Через два дня на третий баросфера уходила в СП, только это имело значение — найти Кольку. Двухнедельные перерывы — на ремонт баросферы — они использовали для тренировочных походов и проверки снаряжения.

Через год начались просьбы — взять третьим членом экипажа, осторожные намеки на бессмысленность их надежды. «Гипотеза Бурмистрова-Новика, — мямлил очередной физик, — э-э, коэффициент сдвига…» Коэффициент сдвига! физик упирал на их собственную гипотезу, которую они обосновали очень изящно за первый месяц после возвращения, пока Рафаил лежал в клинике… Обосновали… «Пусть простят мне назойливость, но факты, факты не оставляют надежды… Простите?» Доктор Левин подхватил визитера под руку и увел. С тех пор им не осмеливались напоминать о фактах. О том, что каждый раз они проводили в СП в шестьдесят раз большее время, чем протекшее на Земле… за это время. Коэффициент сдвига… За триста выходов они пробыли в СП триста часов по бортовым секундомерам, а в лаборатории квантовые часы до микросекунд точно зафиксировали земное время. Пять часов одиннадцать секунд, один к шестидесяти. Гипотеза Бурмистрова-Новика и объясняла этот феномен, и получалось, что за месяц, пока Рафаил долечивался, Колька прожил в Равновесии пять лет, а за первый год бесплодных его поисков — шестьдесят лет. И на это ссылались визитеры, и об этом думали уже через год все кругом: по вашей же теории ему сейчас восемьдесят семь лет, бросьте, перестаньте, перестаньте, хоть возьмите с собой Иващенко или Мондруса, — для кого держите пустое место?!

Они молчали и через двое суток на третьи закрывали за собой люк. Старт, старт! Старт! Когда ВАК присудила им докторские, был день рождения Кольки — двадцать восемь лет. Там ему исполнилось сто тридцать… Старт!!! Еще через месяц была опубликована новейшая теория СП. Ее вывела группа теоретиков — «Некоторые выводы из наблюдений В.И.Бурмистрова и Р.Н.Новика».